Этнографический этюд
Мы продолжаем рассказ об этнографической экспедиции на Русский север, организованной нашим журналом совместно с Российским Этнографическим Музеем. В прошлый раз мы больше обращали внимание на техническую сторону, «железо», и смотрели на происходящее скорее глазами пилотов внедорожников. Теперь пришло время рассказать, в чем же состояли научные задачи экспедиции.
Целью ученых было проведение так называемой этнографической разведки мест, недоступных ранее по причине полного бездорожья. Этнографическая разведка – необходимый этап в работе любого серьезного этнографа. Дело в том, что основные методы работы этнографа в «поле» - это интервьюирование и включенное наблюдение. Различаясь по степени «погружения в материал», оба они, тем не менее, требуют проведения обязательной подготовки. Этнограф должен быть не только хорошим психологом, но и «политиком», и «актером».
По-настоящему интересный, достоверный и ценный в научном плане материал исследователь может получить, только если информатору будет важно поделиться с ученым своими знаниями. Понятно, что с незнакомым человеком, к которому не испытывают доверия, никто не станет вести серьезных, искренних бесед. Тем знаниям, за которыми, собственно, и отправляются этнографы, многие сотни (если не тысячи) лет, и наивно было бы думать, что их выложат первому встречному. Поэтому информацию ученый получает от людей, с которыми у него уже налажены отношения. Во время экспедиций он посещает своих знакомых, беседует с ними. Получая от них рекомендации, он расширяет круг своих контактов, выстраивая целостную картину мировоззрения, вживаясь в нее, глядя на мир глазами людей, среди которых находится. Именно поэтому слово «актер» взято в кавычки – тут не может быть места притворству или фальши.
Само собой разумеется, что такая кропотливая работа не терпит спешки и поверхностного отношения. Установление взаимоотношений с миром традиционной культуры, ее носителями, требует долгого времени и усилий. Это процесс, интересный даже сам по себе. Впрочем лучше об это расскажет сам участник экспедиции, сотрудник Российского Этнографического Музея Дмитрий Баранов.
- После однодневной остановки в деревне Согра наш отряд двинулся дальше вниз по течению реки Пинеги, надеясь в течение дня преодолеть 70 километров и достичь следующего «куста» деревень, расположившихся в устье реки Выя. Однако мы столкнулись с неожиданной преградой – приток Пинеги - река Илеша после продолжительных дождей оказался настолько полноводным, что форсировать его сходу оказалось трудновыполнимым даже для наших подготовленных джипов. Поэтому было принято решение разделиться на два отряда: первый – это пилоты и журналисты, второй – это мы, то есть два этнографа и фотограф. Машины должны были найти обходные пути и подхватить нас вечером или утром следующего дня на Вые, куда мы намеревались доплыть на резиновой лодке с мотором. Суровая действительность внесла свои поправки в наши планы – доплыли мы только на вторые сутки, переночевав в единственном на нашем пути селении – лесном пункте Осяткино. Второй отряд добрался до нас только на пятый день, невероятные злоключения которого – это тема отдельного рассказа – навеяли «этнографические» мысли о том, что здесь не обошлось без участия местных колдунов - икотников. Как бы то ни было мы опять оказались в «культурном пространстве», то есть, в деревне Окуловская, которая живописно раскинулась на высоком берегу Выи.
В деревне мы были радушно, без лишних вопросов приняты семьей главы волости Дунаева Виталия Степановича. Радио, телевизор, трактор во дворе – внешние признаки современного мира. Но люди…Во время общения с ними мы вновь оказываемся во власти ощущения прикосновения к чему-то непостижимо архаичному, где любое произнесенное вслух слов может материализоваться (слова вещать и вещь этимологически связаны), где в любой момент может произойти прорыв иного, потустороннего в наш освоенный мир в специально отведенных для этого культурой точках пространства: на перекрестке, в печной трубе, в окне, бане…
Парадоксальный мир традиционной культуры - особое ментальное пространство, где леший уводит ребенка в лес, а милиция обращается за помощью к колдунье, которая в свою очередь в полночь выворачивает одежду наизнанку и отправляется на перекресток – росстань, чтобы вызвать лешего и вернуть пропавшего. Мир, в котором до сих пор регулятором человеческих отношений выступает вера в порчу, сглаз, икоту, а общение с Богом происходит не только посредством молитв, но и через воздвижение по обету многочисленных крестов и часовен.
«…От зубной боли ловят таракана, заворачивают в бумажку какую-нибудь, ложат на больной зуб и говорят: «Как у таракана зубы не болят, так и у меня, раба Божьего чтоб зубы не болели»; «Колдуны тяжело умирают – они мучаются за свои грехи, им нужно передать свою силу. Еще, говорят, прорубали над покойным потолок, чтобы душа его вышла, она не выходит, она не хочет из-за своих грехов встречи с Богом, это для нее тяжелое испытание на том свете. А потом еще брали от какого-то дома землю из-под венца, чтобы этот дом стоял на третьем месте, то есть, три раза переставлялся, и осыпали этой землей умирающего колдуна. Вот, я помню, у нас одна старушка умирала тяжело, нашли такой дом, взяли из-под него земли и посыпали ее – она умерла»; «Чтобы маленьких детей в доме не испортили, в порог втыкали иголки острием наружу»; «Моя прабабушка так еще лечила: если кто испортил, то она вырезала облик этого человека из лучинки, жгла его, потом на порог ложила с приговором, чтобы снять порчу»; «У нас корову «закрыли» – то есть ее сделали невидимой. Мы ее три дня искали – не могли найти. Моя бабушка пошла к колдунье, которая это сделала и говорит: «На, возьми платок и «открой» мне корову, я знаю, что это ты сделала». И ее нашли – она стояла под елкой, там сто проходили и не видели ее. А тут стоит и, главное, сухая вся, а ведь три дня дождь лил».
«…Моя свекровь прокляла моего ребенка во время родов. Она сейчас живет – мучается, я ее не трогаю. Мой муж похвастался ей, что я уже третьего ребенка рожаю – а она меня не любила, - вот и испортила.». «Нельзя ни в коем случае ругаться и лешего поминать, особенно когда печка топится, труба открыта, когда горячие угли, когда дверь открыта…И через печку можно сделать что угодно, когда затопишь печку, все с дымом уйдет. Например, ты давно человека не видел, ты по нему соскучился, ты только в печку его позови, он тут же приедет, услышит и приедет…».
Местная традиция вновь подтверждает живучесть мифологического мышления, предполагающего выработку особого отношения человека к окружающему миру, отношения, выстраиваемого по модели диалога с природой как равноправным партнером. Отсюда и формула поведения – главное не переделать или покорить природу, а договориться с ней, найти с ней общий язык. Многочисленные мифологические персонажи русских быличек, регламентация общения с ними – все это результат подобных ментальных установок.
«…В лесу лесной живет. Тут много чего в лесу ходит. Люди видели, как какие-то мужики с торбами ходили над лесом с колпаками на головах. Бог ты мой! Как медный котел начищенный блестели эти колпаки!». «Когда я в лес захожу, я помолюсь лесному духу и попрошу его: «Лесной дух, прими меня. Подари мне подарки свои, дары свои». Попрошу его и всегда поблагодарю его. В доме у меня был домовой – он шалил страшно, причем это она была, а не он. Когда я уезжала, то оставила колоду карт на комоде. Когда обратно приехала, то там на картах был запутан вот так длинный черный волос. Ночью она гремит в коридоре, сапоги бросает, то постучит, то на одной ноге по матице (брус, держащий потолочины) попрыгает – это к гостям прыгает. У нас здесь домового в новый дом не переселяют – он сам там селится, когда, наверное, печку сложат. Когда вселяются в новый дом, у него просят разрешения: «Жихарко-ботанушко, пусти на подворьюшко детушек, курочек и там кого еще» – вот так приговаривают, я сама слышала. А в бане баньша живет, в амбаре амбарник. Их нельзя злить, нужно к ним по-доброму относиться. Жихарьке на чердак нужно кусок хлеба закинуть, когда уходишь из дому, в бане горячую воду оставляешь, мыло». «У нас пожар тушат так: загорится дом, женщина какая-нибудь разденется донага, распустит волосы, возьмет иконы и по солнышку обойдет вокруг дома. И стразу огонь и искры вверх уходят, а соседние дома не загорятся. А еще бросают в горящий дом пасхальные яйца – и огонь утихнет».
За четыре дня, что мы провели на Вые, нам удалось записать множество быличек – мифологических историй, героями которых стали многие местные жители. Это еще один феномен традиционной культуры, лишний свидетельствующий, что грань, отделяющий этот мир от иного чрезвычайна тонка – в любой момент может произойти ее разрыв, который в быличках всегда маркируется словом вдруг.
Одна из самых интересных фигур в северорусской деревне – это пастух. Это классический медиатор, осуществляющий связь между этим и иным мирами. До сих пор в здешних местах пастухи перед пастьбой заключают договор с лешим, который после принесенной ему жертвы (яйцо, рубаха, хлеб и т.д.) пасет вместо пастуха. Совхоз такому пастуху платит гораздо больше, чем «незнающему». Самое удивительное, что иногда пастух говорит хозяевам, что их корова обещана «лесному хозяину» – и действительно, именно эта корова оказывается задрана медведем – считается, что леший в образе медведя берет себе то, что было ему обещано.
«…Здесь раньше пастухи были, их нанимали, они пасли коров. Был у нас один какой-то дед. Вот коров начнут выгонять, он становился у ворот, что-то делал и потом говорил, что коров никто не тронет. И действительно, коровы были целы Но не дай Бог его разозлить, его всегда угощали, давали ему подаяние. Одна женщина несла связку калачей, шла мимо этого пастуха и не угостила его. И у нее прямо у деревни медведь корову задрал. И медведь тут не хаживал никогда. Он очень много знал, мог свадьбу остановить – едет свадебный поезд, и вдруг кони как вкопанные встают и не идут дальше. Пока ему сто грамм не поднесешь – только тогда кони пойдут. Был другой – пришлый, пастух. Один раз он пошел в лес за ягодами и вдруг увидел, как на него «стадо» червей по тропинке ползет. Он достал платок, собрал в него червей и завязал в узел. Вернулся домой, положил узел на печь, высушил их и у него появилась сила. Он уволился из механизаторов и пошел в пастухи. Этих червей он во время первого выгона коров закопал под забор и так пас коров пять лет. А вернее – не пас. Утром выгонит стадо в лес, а сам вернется домой и на печку завалится и ни одна корова не пропала за все это время. Много раз наблюдали, как медведь ходит по стаду и не видит коров – они ему камнями кажутся, так и коровы не видят медведя. Он колдуном был – ему нельзя было бриться, стричь ногти, спать с женщиной, есть «черные» ягоды. А потом был пожар – пол деревни сгорела и сгорели его черви под забором, так он как невменяемый 3 дня был: катался по земле, кричал. А потом болезнь ушла, но и сила вместе с ней вышла. Сейчас он опять на тракторе работает в совхозе. Колдунов у нас всегда на свадьбу приглашают, чтобы не обиделись. Их нельзя забывать».
«Я слышала от бабушки, что человек произошел не от обезьяны, а от медведя. Когда я была маленькой, я вернулась из школы и говорю бабушке, что по теории Дарвина мы произошли от обезьяны. А она сказала, что быть такого не может, человек от медведя произошел».
Любой культурой устанавливаются особые дни в году, когда поведение человека приобретало знаковый характер: любой его жест, слово могло повлиять на ближайшее будущее. С другой стороны, весь мир начинал восприниматься как некий текст, правильное прочтение которого обеспечивало узнавание своей судьбы. Так, по рассказам пинежских бабушек особым днем считался Чистый четверг последней недели Великого поста.
«Мутовки-то на Великоденный четверг делали до восхода солнца, чтобы сметана была хорошая да масло водилось. У мутовки 5 рожков, приговаривали:»мутовка – размутовка, мутовка – размутовка, мутовка». До восхода мы, девки, ходили в этот день снег пахать (мести снег) веником. Кого встретишь первым – как его зовут, так и жениха звать будут. А еще мы раздевались донага, первый блин клали на голову, выскакивали на улицу и у первого встречного мужчины спрашивали имя, чтоб узнать, как будут звать будущего мужа. Гадали на будущего мужа так: в полночь забегали в баню или овин, открывали окно, задирали подол и выставляли голый зад или перед на улицу – ждали, какая рука погладит: лохматая – будет богатый муж, голая – бедный».
«Кто церковь разрушал, того Бог наказал. Кто без рук, кто без ног, кто ослеп – Бог наказал. Я в школу ходила, когда колокольню уронили, мы выбежали, страшно испугались – как будто земля вся задрожала, а пыли сколько, а галок! Это я помню хорошо. У нас тут много часовенок поставлено по обету, туда ходим молиться. В д. Новинки была часовня, там находился Николай Угодник, Его привезли откуда-то снизу. Он плыл и вдруг напротив ручья, который Становой называется, он встал и никак его не могли с места сдвинуть. Вот его в церкви и поставили. К нему издалека с низу приходили, из Карпогор (80 км). А церковь как разбили в 1937 г., его унесли в часовню, два раза горела часовня, а он – нет. Но на третий раз он все равно сгорел. А вот еще в Гаврилове (в 15 километрах) стоит часовенка – она уж вовеки стоит. Она в лесу глухом стоит – в суземе. Про нее легенду рассказывают. Ходил какой-то странник и ему во сне приснилось или как, что надо в лесу часовенку построить. Вот он и поставил ее в глухомани. Мы до сих пор туда ходим за водой – часовенка на ручейке стоит».
Фоторепортаж
